Что должен знать архитектор

 

* Из архива Г. П. Гольца. 1936—1946 гг.
 
[...] Отсутствие движения в творческой жизни, так же как и в физической, ведет к разложению и упадку.
 
Ребенок задает вопрос — «почему?», а взрослый на каком-то этапе часто перестает задавать этот вопрос. Чем меньше знаешь, тем легче работать. Вначале все просто. В искусстве, как и в жизни, чем дальше погружаешься в него, тем шире оно становится. Мало иметь дарование. Чтобы добиться результата, надо постоянно совершенствоваться.
Я хочу попытаться разобраться в том, как совершенствоваться, как расти архитектору, что знать, что изучать.
 
Витрувий писал, что архитектор должен знать все, знания его должны быть многогранны.
 
Первое, что необходимо, — это любовь к своему делу.
 
Ничто все знания без убежденности, без большевистской принципиальности. Художник, обладающий памятью и знанием, но не имеющий убеждений, создает плохие вещи — он творчески бесплоден.
 
Архитектор должен быть политически, диалектически образованным — знать социальную сущность, философию своей эпохи. Он должен знать не только область своей практической работы и теорию своего дела, но чувствовать и знать всю многообразную жизнь своей страны.
 
Архитектор должен знать природу и ее законы. Гёте сказал, что если художник изображает природу, то архитектор должен творить в природе. Она неисчерпаемо богата содержанием и прекрасна. Изучая ее, отделяя случайное от вечного и постоянного, художник в своих творениях должен стремиться создавать нечто близкое природе, созвучное ей, должен перенимать те способы, которые она применяет при создании своих произведений.
 
Архитектор должен изучать явления и предметы в окружающей среде. Ведь законы тяготения, сжатия и растяжения — это те законы, которыми оперирует архитектор и при создании конструкций — стены, опор, балок, каркаса, арки, свода, — и при использовании дерева, камня, металла, бетона, стекла и разнообразных новых материалов. Надо изучать механические и физические свойства материалов, технически использовать их возможности. И вместе с тем, изучая биологию и ботанику, надо понять строение и развитие живого организма в природе, масштаб и соразмерность членений при создании и природе малого и большого организма.
 
Чувство гармонии и система пропорций связывают искусство архитектуры с поэзией и музыкой. Ритмическая последовательность свойственна и этим видам искусства.
 
Архитектор должен развивать архитектурный слух. Вопрос гармонии, пропорций чрезвычайно важный. Здесь мы можем добиться красоты, потому что красота в правде и гармонии. Но и пропорции ничего не значат, если нет мысли.
 
[...] Знание природы и ее законов мы находим при изучении искусства прошлых веков. Анализ достижений прошлых культур поможет художнику найти те творческие методы, которыми пользовались мастера прошлого и те законы природы, которым они следовали. Методы прошлого, основанные на строении природы, есть величина постоянная.
 
Марксистская диалектика учит нас, что каждое общественное явление надо изучать в его развитии. Изучая классику, необходимо ясно представлять, каковы были социальный уклад жизни той эпохи, господствующая философия, природное окружение и т. п. Надо изучать пути, по которым развивалось искусство в целом и творчество отдельных мастеров. Иначе нельзя уяснить сущность задач, стоящих перед каждым мастером, нельзя оценить качество и средства выполнения этих задач.
 
[...] Что такое классика? Это памятники, имеющие 4-е измерение, Это прекрасное, созданное людьми, вызывающее в нас ощущение живой природы. Классика — это не только творения высокого стиля, как, например, Греции, Возрождения, но и народной архитектуры — наиболее тектоничной, ведь дарбазы, срубы — это тоже классика.
 
Формальное копирование без мысли не есть освоение классики, и слепо копировать прошлое — это значит признать свою несостоятельность. Ведь важно не обременять память — память еще не мысль, а обогащать ум. Чтобы работать, надо иметь мысли и мыслить логично, последовательно и принципиально.
 
Когда мы работаем над изучением классики прошлого, над изучением современного, мысли не приходят сами. Надо постоянно анализировать, исследовать. Теоретические системы — это защита от неучей.
 
Мысли должны скрещиваться, как скрещиваются семьи, которые только тогда и долговечны и крепки, потому что мысли, которые не скрещиваются, семьи, которые не скрещиваются, быстро вырождаются. Искусство требует борьбы, требует противоречий, и тогда рождаются и новые формы.
 
К каким же выводам приходишь при диалектическом изучении природы и классики? Закономерности повторяются. Форма меняется в зависимости от социальных требований и философии времени.
 
[...] Каким должно быть здание? Первое и основное — это идея образа. Подчас проблему архитектурного образа заслоняет или подменяет увлечение формой. Мы видим нагромождение форм и объемов, отнюдь не выявляющих образа сооружения. Необходимо умение правильного обращения с объемом. Нужно понять, что объем есть непосредственная функция плана, а архитектура фасада — функция объема. Только при этих условиях можно будет добиться понимания того, что архитектура является не случайным решением объема, а целостным организмом.
 
[...]  Вопрос решения образа — один из самых трудных, но основных и главных.  При этом требуется большая простота.   «Простота есть одна из основных особенностей прекрасного»  (Дидро). «Она — главное свойство величественного»  (Гёте).
 
[...] В совершенном произведении искусства есть единство конструктивной, архитектурной и композиционной идеи. Каждая архитектурная форма, каждая деталь должна отвечать утилитарному и идейному назначению целого, должна вытекать из общей идеи архитектурного задания, из характера окружающей среды. И конструктивная тема и архитектурная тема должны быть выражены простыми средствами. Только правдивая и закономерная конструкция производит впечатление. В образе сооружения форма должна быть связана с содержанием.
 
[...] Проектируя и строя, надо стремиться постичь единство целого, рождающееся из подчиненности частей. Это не исключает приемов контраста, сочетания противоположностей и многих других средств архитектурной выразительности.
 
[...] Необходимое качество большого искусства — напряженность организма, чтобы во всех элементах здания ощущалось напряженное взаимодействие масс, чтобы все конструкции, все детали работали.
 
[...] Архитектурный образ прекрасен, когда он осуществляет принцип развития и роста организма в движении. Природа не терпит остановки. Надо выразить мысль на отрезок времени в пространстве от  — ∞ до   + ∞.
 
[...] Большое значение имеет умение пользоваться тем или иным материалом. Любой материал приобретает большой художественный смысл, когда к нему прикасается подлинный мастер-художник. Блестящий тому пример — обыкновенный кирпич Коломенской церкви или кирпичные стены Московского Кремля. Мрамор не может прикрыть убожества архитектурной мысли.
 
Прекрасное создавать труднее, чем роскошное. Красота всегда дешевле роскоши.
 
Низкое качество строительства — враг архитектуры. Качество обработки швов, углов, кладки, тяг, поверхностей литых деталей играет огромную роль. Говорят, что никто не увидит кривой карниз, кроме архитектора, но это неверно, его почувствует каждый. Всякий материал, которым мы пользуемся — и кирпич, и бетон, и стекло, и сталь,— может быть использован и обработан по-новому, но когда сталью пользуются в целях только декоративных, как это сделано на станции метро «Площадь Маяковского», то такое использование материала является просто абсурдным с точки зрения и современной и классической конструктивной логики. Качество стройки и чувство материала, его применение и логика являются неотъемлемыми спутниками выразительности.
 
[...] Нужна неустанная тренировка руки и глаза. Глаз предугадывает то, что затем доказывает разум. Надо вырабатывать видение прекрасного. Надо развивать вкус, чувство прекрасного, а это достигается в результате долгих наблюдений природы и произведений искусства. Вкус вырабатывает стиль. В природе нет безвкусных вещей.
Надо уметь графически выразить свою мысль — задуманный образ сооружения в окружающей среде. Дидро писал: «Не доверяйте архитектору, не умеющему рисовать».
 
[...] Мастер, работая, создает свой собственный мир. Вспомните такую вещь, как кентавр: два сердца, два живота, но вы этому верите. Вспомните Рембрандта, у которого есть картина, где тень от людей падает в одну сторону, а от деревьев — в другую, но это так сделано, он так передает свое ощущение природы, что это говорит о великом мастере, который создал свою новую природу, свойственную ему. То, что говорит Гёте о Клоде Лоррене, исключительно верно: «Высочайшая степень правды, но нет настоящей действительности».
 
Когда вы подходите к Василию Блаженному, у вас создается ощущение прекрасного цветка, который будет расти и подниматься. Вы ему верите. А когда проходишь по некоторым нашим улицам, ничего не видишь и ничему не веришь.
 
[...] В произведениях старых мастеров много прекрасного, но мы должны найти свое прекрасное. Я считаю, что каждое произведение должно быть понятно всем, но это очень трудно сделать, это доступно только большим мастерам. Все замечательные сооружения выражали глубокую мысль, понятную массам. И наша задача — найти ясный образ и четкую идею.
 
[...] Мне кажется, что образ нашей новой архитектуры должен развернуться в широкую картину монументального эпоса, в котором на первом плане должны быть общее единство, органичность, гармония и красота. Это не исключает, конечно, мотивов борьбы и динамики.
 
[...] Современная архитектура должна быть прекрасной и простой, но не аскетической, не бескровной, не безразличной, не схематично-схоластической, не скучной. Почему же современное надо понимать, как скелет, как обнаженную схему, как супрематизм? Почему можно и нужно пользоваться непереваренными воспоминаниями из иностранных журналов и тогда это наше, советское?
 
[...] Я боюсь современного аскетизма. Он чужд нашей кипучей, живой, многообразной жизни. У него бедный словарь, не хватает архитектурного языка.
 
[...] В среде архитекторов есть разные методы работы. Одни изобретают новые формы или ищут их па Западе. Проповедуется боязнь классики, боязнь ассоциаций. Идут на упрощение форм до аскетизма, смотрят на классику, как на искушение святого Антония. Другие собирают классические детали вне органической связи и смысла и, по выражению одного ребенка, «обвешивают этой красотой» дома. Этим архитектура кажется очень простой. Что же получается? Шум. Еще опасный момент — это повторение без конца раз удавшихся и канонизированных форм. Вот как бы пристал мотивчик. Собранные «приставшие мотивчики» применяют пачками и в больших и в малых сооружениях, в общественных зданиях и в жилых домах. Количество переходит в качество, но в какое?
 
Память и знание без мысли, без логики, без воображения, без идеи — не искусство.
 
[...] Здание перегружают и украшают до полного обнищания. Чувство материала пропадает. Краска, цвет, нагромождение форм маскируют незнание и неумение выразить мысль, выразить образ. Нет дисциплины в выполнений, эффект подменяет силу и мастерство. Стирается лицо мастера и школы, внедряется безличие ходульное, неискреннее, безразличное, застывшее.
 
[...] Еще одна вещь многих пугает — национальная, историческая ассоциация. Лишь бы не похоже на наше прошлое, лучше на Америку или новую Италию, типа Литторио *. Между тем у нас есть хорошее, настоящее, новое — наше. Надо находить это хорошее, собирать и развивать его.
 
* Палаццо дель Литторио в Риме (1934).
 
[...] Архитектура — это наиболее выразительный и наиболее сильный памятник эпохи. Если наше поколение не сумело еще создать прекрасных вечных памятников, достойных нашего времени, то я уверен, что молодое поколение это сделает.
 
 
 
поддержать Totalarch

Комментарии

Скажите пожалуйста, для чего архитектор должен разбираться в музыке??

Да ведь они синхронны. Иметь мысль, я считаю, как иметь слух.

Добавить комментарий

Подтвердите, что вы не спамер
CAPTCHA
Подтвердите, что вы не спамер (Комментарий появится на сайте после проверки модератором)