Нигилистическое отрицание архитектуры как искусства для нас было бы равносильно саморазоружению. [...]

 

В архитектурном сооружении мы прежде всего оцениваем его содержание. Однако под этим содержанием мы вовсе не понимаем только одну узкоутилитарную роль сооружений, а смотрим и на художественно-идеологическую сущность. Следовательно, подавляющее большинство архитектурных сооружений имеет (должно иметь) два содержания: функциональное и художественно-образное. Это двойное содержание архитектуры осуществляется (достигается, выражается, оформляется) ее конструктивными и декоративными формами. Эти формы в свою очередь обусловливаются (развиваются) содержанием архитектурного сооружения, обогащаясь опытом человека и его творческим воображением (фантазией). [...]

 

Формы вытекают из содержания сооружения, но вытекают не механически, как это думали функционалисты, а диалектически, т. е. одновременно, и формируют это содержание. Это значит, что форма, являясь частью (одной из сторон) архитектурного произведения, должна сама нести определенные функции, т. е. формировать, выражать, дополнять, разъяснять, подчеркивать, усиливать социальное содержание архитектуры. [...]

 

Вместе с тем ни в коем случае нельзя умалять огромного, а для большинства сооружений и решающего значения утилитарного (функционального) содержания архитектуры. Организующая роль архитектуры прежде всего (но не только, как думали функционалисты) осуществляется ее утилитарной функцией. В нашу эпоху, когда мы все подчиняем интересам развития человеческого коллектива [...], когда освобожденный от эксплуатации и мистики человек становится самоцелью дальнейшего движения, задача создания максимально благоприятных условий (удобств) для жизни, творчества, работы становится одной из ведущих задач советской архитектуры. [...]

 

Она должна быть в руках пролетариата бодрым, боевым, целеустремленным искусством, радующим и воспитывающим, вооружающим и организующим, проникнутым идеей борьбы за строительство социализма. [...]

 

Вместе с тем архитектурные формы не могут быть отрешенными от конкретного функционального содержания сооружения, его конструкций и материалов. [...]

 

Конструктивные формы рождают и определяют декоративные (например, колонна, купол, абака, волюта и пр.), а декоративные задачи в свою очередь вызывают соответствующее видоизменение (приспособление, развитие) конструктивных форм. [...]

 

Было бы ошибочным думать, что советская архитектурная форма — это механическая наклейка революционного барельефа, фрески и т. п. на любое (хотя бы и самое «новейшее» по формам) здание. Это ребяческое, механистическое понимание «единства» техники и искусства в архитектуре, которое дает не синтез, а винегрет. Чем скорей мы уйдем в нашей практике от этого) тем лучше, хотя бы уж потому, что мы не будем портить художественный вкус масс. [...]

 

Новые архитектурные формы, соответствующие новому социальному содержанию советского строительства, его гигантским масштабам, его действительно научной основе, развиваются лишь в практике социалистического строительства, как следствие нового его содержания, новых художественных образов, новой техники, новых методов строительства. Другими словами, как следствие новой социалистической культуры, а не путем эклектической мешанины. [...] Надо понять, что если капитализм вследствие роста «торговли, фабрик, городов, железных дорог предъявляет спрос на совершенно иные постройки, непохожие ни по своей архитектуре, ни по своей величине на старинные здания патриархальной эпохи» (см.: И. И. Ленин, полн. собр. соч., т. 3, стр. 530), то социализм тем более требует от архитектурных сооружений нового содержания и новых форм. Следовательно, задача советского архитектора заключается в том, чтобы суметь творчески выявить эти формы, суметь заставить их заговорить языком художественных образов, языком, доступным миллионам, языком эстетически облагороженным и обогащенным.

 

Вместе с тем советский архитектор отнюдь не должен отбрасывать («отвергать») те элементы формообразования, которые выработал тысячелетний опыт архитектурной мысли. [...]

 

Попытки создать новые формы в советской архитектуре без овладения и переработки в процессе социалистической стройки старых форм [...] — нелепость. [...]

 

Наряду с этим мысль советского архитектора должна особенно пытливо искать новые элементы эстетики и, в частности, изучать пропорции природы (например, тела кристаллов) и машин, элементы музыкальной архитектоники. [...] Попытки выведения новых форм из новых конструкций и новых материалов [...] также должны быть освоены и развиты советской архитектурой. [...] Нужно лишь не терять чувства меры и понимания особенностей материала, чтобы не впасть в фальшивое украшенчество или излишнюю маскировку конструкций, когда это не вызывается задачей художественного образа. [...]

 

При всем этом необходимо еще раз особенно подчеркнуть ту мысль, что богатство творческих приемов и средств не должно вести к чрезмерному усложнению архитектурных форм. Наоборот, истинная культурность архитектуры — это художественная простота, общедоступность форм (но не примитивность). Только вульгарное понимание богатства архитектурной формы может привести к тому выводу, что, например, так называемая коробчатая форма — бедна. Она, как и всякая другая форма, будет бедной в руках «нищего духом» архитектора, она, как и всякая другая форма, будет антихудожественной в руках человека, лишенного эстетического чувства и знаний. Коробчатая форма, как и всякая иная предвзятая форма, далеко не идеал, но и она в соответствующих условиях в своем развитии может говорить языком художественного образа и быть высокоэстетической. То же самое можно (и должно) сказать о ряде других форм (хотя бы даже и экстремистских, машинизированных и т. п.). Нужно уметь пользоваться всеми формами и вместе с тем нужно уметь творить новые формы, не боясь ошибок и бешеной слюны бездарных болтунов и врагов нового советского искусства. Вне взаимооплодотворяющей борьбы в искании форм не может быть их движения, не может быть их развития, направленного к синтезу новой формы с новым социальным содержанием советской архитектуры.

 

Еще одна мысль. Работая над формой, архитектор должен стремиться не только к ее обобщению, но и к ее обогащению. [...] Вот такое-то эстетическое обогащение форм природы, индустрии, конструкции, функциональных объемов, цвета [...] и должен дать архитектор в своей работе. Только тогда художественный образ дойдет до сокровенных глубин психики человека, когда он будет создан из эстетически полноценного материала архитектурных форм.

 

Советский архитектор, понимающий задачи социализма, беззаветно отдающий себя служению великим целям советского государства и Коммунистической партии, если этот архитектор — чувствующий и мыслящий художник, способный передавать другим перечувствованное и передуманное им [...], такой архитектор найдет пути к созданию в советской архитектуре художественных форм и образов, доступных миллионам и достойных величия нашей эпохи. [...] Работа по созданию новых архитектурных форм, форм, соответствующих новому социальному содержанию советской архитектуры, отвечающих современному уровню науки, техники и эстетического восприятия, должна являться обязательным элементом в творчестве наших архитекторов.