Архитектура Ленинграда
* Выдержки из доклада на заседании творческой секции Ленинградского отделения Союза советских архитекторов 24 ноября 1944 г. Стенограмма (не правленная докладчиком). Архив Н. М. Оль.
[...] Что такое модерн? Мы привыкли к определенным явлениям приклеивать определенные ярлыки, беря на веру: модерн — это безвкусица, дрянь, позор, это — темное пятно!
Но модерн был прежде всего протестом против застоявшегося болота, это свежий ветер при открытой форточке. Модерн — это явление прогрессивное. [...]
Модерн с быстротой молнии распространился по всем странам. [...]
Какие же задачи ставил перед собой модерн?
Во-первых, в смысле планировки здания — свободный план. Надо сказать, что модерн не только отрицал всю эклектику, он относился пренебрежительно к самому классическому направлению. Он считал, что не там нужно черпать вдохновение, а надо своим умом доходить до существа.
Он провозгласил свободу плана. Масса здания вытекает из такого плана, получаются новые ингредиенты, новый характер архитектуры. Появилась игра объемов. Масса здания, отдельные членения стали входить в соотношение друг с другом, начали [...] создавать музыкальные соотношения.
Сама трактовка стен, плоскостей, проемов получалась функциональной, не согласно ритму или закономерности, а согласно подчиненности внутреннему содержанию здания. [...]
Но это явление, как отрицание, как не считающееся ни с какими традициями, не имея никакой другой опоры, кроме новых материалов, не имея эстетической опоры, очень скоро пришло в такое состояние, при котором казалось, что все возможно, ничто не запрещено. Совершенный произвол, совершенное игнорирование тектонического смысла, любого направления архитектуры, все это в конце развития модерна в 1904—1905 годах достигло сногсшибательных размеров. Форма перестала быть тектонической, форма стала «течь» [...] Она «вытекала», «выливалась» одна из другой. В результате получились совершенно незакономерные, нетектонические и неархитектурные формы. Здание перестало быть зданием, а стало походить на какое-то кондитерское изделие. [...]
И, конечно, от такого модерна мог быть только резкий скачок и другую сторону, резкий протест. [...]
Таким резким протестом [...] была статья И. А. Фомина в «Русском искусстве» в 1902 году. Эта статья прозвучала, как манифест, и открыла глаза всем, кто был способен видеть. Можно было ходить десятки лет мимо зданий и в них ничего не видеть, не понимать или называть, как называл их А. К. Толстой, казармами или аракчеевской архитектурой, считать, что классика скучна и увлекаться архитектурным эклектическим «ренессансом» или модерном [...] А Эта статья раскрыла всем глаза. Она сыграла решающую роль. Появилось опять увлечение классикой. [...]
Тяга к традиции [...] Снова захотелось почувствовать себя в большой семье. Одиночество испугало. Зашли в тупик с модерном. Не чувствовали хода вперед [...] Прикоснулись к первоисточнику и стали черпать и пить из него. Традиции и изучение первоисточников — вот что казалось основным. Увлечение было настолько велико и настолько — я не боюсь употребить это слово, — настолько детское, что увлекались не только формой архитектуры, но и графикой, акварелью, манерой подачи. [...]
Добавить комментарий