[...] У человека нет будущего без настоящего, а настоящего без прошлого. Одно закономерно вытекает и растет из другого. Плох тот строитель нашего прекрасного будущего, который далек от жизни сегодняшнего дня, но плох и тот, кто не знает прошлого. Оно — фундамент настоящего и будущего.

 

А прошлое современников старшего поколения — это первая половина двадцатого века, века, богатого всемирно-историческими событиями, века, который повернул человечество на новую жизнь, на полную перестройку старого, загнившего, умирающего и тщетно цепляющегося за свою жизнь капиталистического общества и на создание нового — общества подлинной свободы, полного равенства, девиз которого — добровольный, радостный, созидательный и творческий общий труд *.

 

 

1962 г.

 

[...] Если попытаться кратко, пусть несколько условно, охарактеризовать развитие творческой направленности советской архитектуры от ее зарождения до Первого Всесоюзного совещания строителей (1954 г.), можно выявить в ней три основные линии, которые в разное время и в различных видах проявлялись в течение более трех десятилетий.

 

Первая из них — линия догматического отношения к художественным традициям и канонам архитектурного наследия, и прежде всего к наследию классической архитектуры. Это линия некритического использования лишь внешних форм исторических стилей, утверждения отвлеченных, вневременных норм красоты, недооценки нового содержания советской архитектуры и ее новых задач. Ей были присущи нарушение единства функциональных, конструктивных и идейно-образных основ архитектурного произведения, беспринципное, механическое применение разнородных композиционных приемов и художественных элементов разных стилей. Иначе говоря, они была и по своему существу и по форме эклектической. В своем чистом виде эта линия к середине двадцатых годов временно заглохла, но затем,  во второй половине тридцатых годов, возродилась.

 

На основе преимущественно этого эклектического направления постепенно развивались в советской архитектуре, особенно в первое послевоенное десятилетие, многие отрицательные явления. [...] Вторая линия продолжала, но, естественно, уже на новой основе, традиции дореволюционного неоклассицизма, возникшего в первое десятилетие XX века как реакция против академизма и электики, с одной стороны, и русского декадентского «модерна» — с другой. Архитекторы, развивавшие традиции дореволюционного неоклассицизма, в своем творчестве стремились не к механическому, бездумному применению внешних архитектурных форм классики, а к освоению и творческому логическому использованию для решения современных им архитектурных задач, основных принципов классической архитектуры, добиваясь удобства внутренней планировки, ясности и простоты общей композиции сооружения, выразительности художественного образа и т. д. В общем она характеризовалась творческими поисками художественных средств, способных выразить новое содержание архитектуры на основе преемственности прогрессивных традиций классического архитектурного наследия и большей или меньшей творческой переработки внешних архитектурных форм классики.

 

В основе своей это направление было реалистическим, учитывало существующие материально-технические возможности и условия строительства и отличалось довольно большим диапазоном творческих исканий — от сближения с функционализмом и конструктивизмом через своеобразное, сознательное упрощение классических форм И. А. Фоминым и его школой до некоторого ретроспективизма, допускавшего более или менее полное использование установившихся композиционных приемов неоклассицизма и архитектурных форм классики почти без всякой их переработки. [...]

 

Это направление, если не считать творчество И. А. Фомина, последовательно применявшего в своей деятельности выдвинутые им принципы «пролетарской классики», развивалось до середины двадцатых годов, затем начался его спад, а его представители стали переходить на позиции конструктивизма. В начале тридцатых годов оно возродилось снова как естественная реакция против упрощенчества, конструктивизма и существовало в том или ином виде до середины 1950-х годов.

 

Наконец, третья линия — это линия последовательного, принципиального новаторства. Возникла она примерно к 1923 году. [...] В стремлении найти новую форму, которая полностью отвечала бы новому содержанию, эти архитекторы, опираясь на так называемые «левые» направления и искусстве считая их не только новаторскими, но и революционными, некритически восприняли современную [...] архитектуру, и в первую очередь [...] конструктивизм и функционализм. [...] В новых западноевропейских течениях действительно тогда было много интересного, что могло оказаться полезным для советской архитектуры, в частности, большое внимание к вопросам внутренней планировки и оборудования зданий, применение новых конструкций, новых строительных материалов и т. д. Однако задачи советской архитектуры и архитектуры капиталистических стран резко отличались, иными были у нас и реальные условия строительства, уровень строительной техники и пр.

 

Этого не учитывали многие архитекторы, и творческие поиски новых, современных форм советской архитектуры в то время в большинстве случаев не давали и не могли еще дать положительных результатов.

 

[...] Стремления архитекторов к современности архитектурного образа, особенно объектов массового строительства, материально-технические условия возведения которых во второй половине 1920-х — начале 1930-х годов были [...] ограничены [...], приводило их в те годы во многих случаях к упрощенчеству, а это не могло удовлетворить ни широкие массы советских людей, ни самих архитекторов.

 

[...] Направления, о которых я упоминал, не всегда проявлялись достаточно четко и определенно. Временами они то существовали одновременно, то взаимно переплетались, так или иначе влияли друг на друга. Нередко в творческой практике даже одного и того же архитектора проявлялись то в разное время, то одновременно различные творческие тенденции.

 

Можно ли эту неустойчивость и изменчивость как в общем процессе развития советской архитектуры, так и в творчестве отдельных архитекторов безоговорочно считать явлением отрицательным, ошибочным? Я глубоко убежден, что подобная оценка была бы неверной.

 

[...] Сегодня в нашей стране есть все условия для успешного развития архитектуры. Расцвет всенародной социалистической культуры, становление коммунистического сознания, развитие марксистско-ленинской архитектурно-строительной науки, включая теорию советской архитектуры, с одной стороны, и всестороннее развитие современной материально-технической базы строительного производства, обеспечивающей максимальную индустриализацию — с другой, являются залогом небывалого расцвета архитектуры в период развернутого строительства коммунизма.

 

[...] Для того чтобы всегда быть на высоте задач, которые советский народ ставит перед архитектором, нужны прежде всего три условия, соблюдение которых зависит исключительно от него самого.

 

Первое — советский архитектор должен иметь твердое, ясное, целеустремленное, коммунистическое мировоззрение, которому учит его великая партия Ленина. Оно является верным и действенным оружием в преодолении всех трудностей, в предупреждении ошибок и срывов в творческой работе.

 

Второе — архитектор должен всегда находиться в самой гуще жизни, быть активным, передовым ее участником, а не ограничиваться сравнительно узкой областью своей профессии. Только это даст ему наиболее полное знакомство с реальной действительностью и запросами советского народа, без чего его творчество было бы поверхностным и недостаточно плодотворным.

 

Третье — архитектор должен в совершенстве владеть своим профессиональным мастерством, включая сюда глубокое знание передовой строительной техники, особенно необходимое на современном, новом этапе развития советской архитектуры.

 

Свое мастерство советскому архитектору надо постоянно совершенствовать, иначе он может отстать от все возрастающих требований жизни и превратиться в конце концов из творческого работника в ремесленника. Подлинное мастерство принесет ему радость плодотворного, напряженного, самоотверженного труда на благо нашего советского народа, успешно строящего коммунистическое общество, труда, которому, право же, стоит отдать все наши творческие силы, способности и знания *.