[...] Для меня классика — не стиль, не тот или иной вариант ордерной архитектуры. Для меня классика и классическое — определенное и притом высшее качество художественного творчества, художественного образа. [...]

 

[...] Каждый новый архитектурный стиль, возникающий в истории человечества, не рождается из ничего. Он образуется на основе овладения и переработки достижений предшествующих эпох или соседних культур. Но все дело в том, что освоение это бывает разного свойства, разного качества. В одних случаях архитектор на основе опыта прошлого дает логическое правдивое решение поставленной перед ним задачи, в других — ограничивается механическим повторением традиционных приемов и форм, не понимая их подлинного и первоначального смысла.

 

Ученик: Неужели это относится и к античности — этому прообразу всякой классики?

 

— Безусловно. Возьмем, например, Пантеон и Колизей. Оба они вошли в каталог общепризнанных образцов классики, однако между ними принципиальная разница. В Пантеоне все логично и правдиво. Все формы выражают конструктивную сущность сооружения и создают единый целостный образ, в котором ясно чувствуется основная тема, основная архитектурная мысль. Эту конструктивную выразительность образа я называю архитектоникой и считаю ее одним из основных признаков классической архитектуры. Действительно, в Пантеоне тяжелая массивная стена принимает на себя всю силу распора величественного купола. Ниши внутри здания освобождают стену от лишнего груза, но при этом стена сохраняет все свои качества, которые позволяют ей сопротивляться распору. [...] Кольцо, замыкающее купол, — это замок свода. Кессоны же, углубленные между ребер на внутренней поверхности купола, — не только украшения: они облегчают вес купола, не нарушая его конструктивного значения. Не менее убедительна и архитектоника портика: колонны действительно поддерживают всю тяжесть перекрытия, а сильный колокол их капителей ясно виден сквозь тонкий узор украшающих его листьев.

 

Что же мы видим в Колизее? Гениальное по своей выразительности инженерное сооружение, в котором целая система пилонов, арок, сводов и амфитеатральных ярусов с исключительным совершенством отвечает назначению всего здания в целом и каждой его части. Но вот архитектор наложил на этот грандиозный массив ордерную сетку, претендующую на роль несущего каркаса, и приставил к огромным арочным столбам тощие, ничего не несущие колонны. Причем обратите внимание на то, что он украшает архитектуру не декоративными, а архитектурными формами. Иначе говоря, в Колизее ордер теряет свой конструктивный смысл и является простым украшением.

 

Украшение архитектуры архитектурой — есть, на мой взгляд, один из основных признаков эклектики, который нарушает принцип архитектоничности, свойственный подлинной классике. [...]

 

[...] В классицизме, с этой точки зрения, особенно во французском, огромное большинство произведений эклектично. Но в русском классицизме были мастера, которые понимали, что такое подлинная классика. Так, например, по сравнению с такими архитекторами, как Кваренги или Росси, у которых очень много эклектичного, Камерон и Томон — мастера, которые на своем, как говорится, ложноклассическом языке создавали произведения, исполненные архитектурной правды. Но обратимся к московскому классицизму. Возьмите два примера — Московский университет и Провиантские склады в конце улицы Метростроя, на углу Крымской площади. Между этими двумя произведениями разница не меньшая, чем между Колизеем и Пантеоном, Когда вы смотрите Провиантские склады, вас поражает сила, простота и правдивость архитектурного образа. Мастер излагает основную тему с необычайной лаконичностью и выразительностью. Эта тема — стена. Ей подчиняется все. Она защищена простым карнизом без архитрава. Все элементы выражают ее мощь и крепость. Этому служит наклон самой стены и обрамление ее отверстий. Разгружающие арки придают ей еще большую силу. Я считаю, что Провиантские склады — произведение, выдерживающее самую строгую критику классики. Теперь вспомните университет. Главная тема как будто тоже стена. Однако, несмотря на рустованный цокольный этаж, стена настолько лишена всякой выразительности, что производит впечатление слабой тонкой перегородки. Впечатление это усиливается отсутствием наличников, а главное, тяжелыми эдикулами с толстыми колоннами, которые висят на стене, едва удерживающей их тяжесть. Причем опять-таки типичное для эклектики украшение архитектуры архитектурой. Но что вы скажете о фронтоне? Это уже не отдельные архитектурные элементы, служащие декорацией, а целый кусок античного храма, портик с колоннами, которые опять-таки ничего не несут и приставлены к совершенно чуждому архитектурному организму. Ведь фронтон — не что иное, как торец двускатного перекрытия. Здесь торец этот вдвинут в фасад другого здания, причем непосредственно за ним, за тонкой перегородкой стены, помещается полукупольный зал. Наружный же купол, увенчивающий все здание, является опять-таки чистой бутафорией, так как он ничем не связан с внутренним полукуполом. Вся эта бессмыслица не искупается красивыми деталями, выполненными по всем правилам классических канонов. Но ведь любование деталями типично для всякой эклектики. [...]

 

[...] Мы все в одинаковой степени несем ответственность за создание нового, советского стиля в архитектуре новой, советской классики. Конечно, в рождении нового стиля много стихийного. Стиль складывается так же, как складывается лицо, жест, почерк подрастающего человека. Но в то же время стиль создается в результате сознательной творческой работы художника, работы, основанной на глубоком знании природы и истории архитектуры, на живом восприятии окружающей действительности и ее запросов, на чувстве нового. Изучая наследие прошлого, мы можем увлекаться любым стилем, любым мастером, однако, когда мы воспитываем свое мастерство на классических образцах, нам важен не самый стиль, не внешняя форма архитектурного языка, но логика, которая Заложена в многоязычной истории зодчества. Стилей может быть бесконечное множество, логика архитектуры одна. Она основана на неизменных законах архитектоники, законах сжатия, трения и растяжения, которые так же неизменны, как законы тяготения или законы роста.

 

Если вы поймете закон, логику, заложенную в лучших классических созданиях любого стиля, вы никогда не будете слепо копировать внешние формы стиля, а всегда, даже подражая великим образцам, будете создавать новое. Пушкин, создавая «Руслана и Людмилу», «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова», пользовался стилистическими приемами Ариосто, Байрона и Шекспира, и тем не менее «Руслан», «Онегин» и «Борис» — оригинальные, глубоко национальные и подлинно классические произведения.

 

[...] Эклектик не поймет ни законов архитектуры, ни окружающей его природы и действительности, а потому подобен попугаю, который, заучив чужие слова, повторяет их, не понимая смысла. [...]

 

[...] Наш стиль должен быть монументальным, причем монументальность не есть тяжесть, это — легкость и сила. [...]

 

1950 г.

 

 

[...] Мы являемся законными наследниками всего классического прогрессивного искусства, но не нужно забывать, что советское искусство, архитектура есть не только результат предшествующего развития, но и качественно новый период в этом развитии. Ее движущей силой является новый социальный фактор — социалистическое содержание. Вот почему советские сооружения должны получать совершенно отличные образы и характер от архитектурных произведений всех предшествующих эпох. [...]

 

[...] Мы много делаем сейчас новаторского в области строительной техники и новых строительных материалов. Мне же, со своей стороны, хочется поставить назревший для нас вопрос — о новаторстве в создании прекрасного в архитектуре.

 

При экономном, бережливом отношении к народным государственным средствам создавать прекрасные советские архитектурные сооружения — наша важнейшая задача и обязанность. [...]