[...] Архитектура любезна людям тем, что Она не замуровалась, как другие Искусства — Литература, Живопись, Скульптура, — в толстенных стенах музеев и библиотек. Она одна в грозной 

обнаженности, на глазах тысячелетий властно звучит каменным язы ком гения.

 

[...] Никакие теоретические институты не пояснят Архитектуры. Архитектура по-прежнему синоним таинственности.

 

Мы не прочь утверждать, что интерес-то в нашей профессии и состоит именно в том, что существует она. Мы не прочь видеть себя в красивой и почетной роли художника — творить. Сколько в этом таинственного, чудного, беспредельно-заманчивого, любовно-прекрасного....

 

[...] Архитектуру не делают, за Архитектурой летают — чудом, без ракет, ввысь без потолка. За такие полеты меня не раз наказывали, а теперь толпами наезжают к нам в круглый дом, на Криво-Арбатский, 10, искать талисман *.

 

 

[...] Утверждаю АРХИТЕКТУРУ, т. е. нечто, рожденное моим счастьем, преобразующим давящую тяжесть — в игру мускулов, громоздкость — в пышное благоухание, людские привычки — в стадию первичных идей, и самую логику — в пластическое лицезрение.[...]

 

Убежден, что глубина архитектурного произведения состоит в идее проекта, составленного НА ГРАНИ ВОЗМОЖНОГО.

 

[...] В эти знаменательные для нас, русских, годы нас захватила сильнейшая жажда строить новое счастье людей. Все, что поднялось внутри каждого из нас, было направлено в область бескорыстных Экспериментов и надежд, и, после долгих лет имитирования, прекрасное искусство осчастливило нас своим появлением. [...]

 

И таланты — и дюжинные, честные, дурные, старые, малые, желанные и враждебные, добровольные, сопротивляющиеся — все неслись в одном потоке и в одном направлении. Мечты взрослых слились с детскими, и опьяняющая фантазия овладела душой художника. Если бы реализовать все задуманное тогда (чего нельзя было, к счастью), мы обездолили бы Искусством несколько поколений. Стихийная сила Судьбы ставила каждого из нас на подобающее ему место, и История должна честно это помнить.

 

[...] Новаторством владели архитектурные ассоциации АСНОВА и ОСА. Разница между ними была та, что одни назывались «новыми» архитекторами, другие, в отличие от тех, «современными». Из всех нас я меньше всего понимал словесные потоки, был занят Архитектурой и остался (по сей день?) ждать своей участи участия в самой Архитектуре. И черед настал для архитекторов АРХИТЕКТУРЫ...

 

[...] Свои формы я начал строить тогда, когда не из чего было строить, да и не на что было строить, и теперь всех поражает секрет, что напряжение в скудости гораздо богаче обилия средств, которые сейчас в руках архитекторов.

 

[...] Глубоко поразил меня Париж своей красотой и жизненной молодостью, но скоро и мы поразили Париж тоже красотой, но суровой, обнаженной, в возникшей у нас жизни.

 

[...] я, Родченко, Маяковский поехали в Париж показывать впервые появившееся Сказочное царство. Денег на постройку павильона я привез от Колосса своей родины пятнадцать тысяч рублей — вышел киоск — не киоск, а задору...

 

Теперь у нас тратят миллионы на постройки павильонов, а того задору архитектурной мысли миллионами не достают. По сей день вспоминают эту маленькую игрушку.

 

[...] Я работал, как в полусне. Здания клубов проектировались мною не просто как здания: я составлял проект грядущего счастья, проект архитектуры большого подъема строительства новой жизни. Трудно сейчас повторить тот ритм, но не остановится темп современных форм Архитектуры, начинавшихся здесь, у нас — на взрывах прошлого.

Их было семь, как в гамме, семь архитектурных тем. Первые два проекта составлены по заказу Союза коммунальников. В проекте клуба им. Зуева — орган из пяти цилиндров, в проекте клуба им. Русакова в основе здания лежит треугольник. Архитектура моего изображения резко передалась заказчикам, держала в плену их глаза. Нравились оба проекта, но претендентов было двое и два объекта, и решили в проект Ильи Голосова ввести цилиндр, и он сейчас одиноко звучит декоративным соло. Архитектура растерзанной идеи [...] вернулась ко мне в блестящем дуэте нашего дома.

 

Проект для здания клуба им. Русакова решен был сразу и навсегда, как праздничный салют Сжатой Красоте, как орудийный залп с прицелом в Будущее.

 

Все семь клубов разных Архитектур одного архитектора. [...] Малюткой оказался клуб им. Фрунзе — 3500 куб. м. Решением интерьера тремя ярусами для трех сотен зрителей здание клуба выросло до внушительных размеров. Тот же прием сжатых объемов, обманных величин — в этом и есть моя Архитектура *. [...]

 

 

[...] Сорок лет мы терзаем себя и архитекторов мира двадцатыми годами. Несомненно, те годы знамениты тем, что наша Страна несла в себе Великую тайну. Ничто бы нам не мешало самодержавно нести заслуженный в Архитектуре приоритет, если бы мы сами себя не прятали от созданных нами же СВЕТЛЫХ ЛУЧЕЙ АРХИТЕКТУРЫ.

 

[...] Чем дерзостней проект, тем грознее стена препятствий и тем быстрей перерастает совесть у умников-экспертов в трусость *.

 

 

[...] Мои архитектурные предложения всегда находились в резкой противоположности с другими, и эта черта между моими и остальными предложениями проходила абсолютно на всех конкурсах с моим участием. «Они и я», — писал о себе Ф. Л. Райт *.

 

 

[...] О своих проектах я не писал бы ни строчки, если бы их превратили в Здания.

 

[...] Я люблю единоборство, как во французской борьбе: парами, честно и начисто.

 

Вот пара: Александр Веснин и Константин Мельников конкурируют на проект здания Московского отделения газеты «Ленинградская правда». Веснинский проект выполнен эффектной графикой объемного построения; мой — обыкновенный чертеж фасада, и ему присуждают приз за эффектную архитектуру.

 

Стремление архитекторов изображать свой проект в отмывке его объемных форм есть явное надувательство, показывающее добрым людям то, чего они никогда не увидят. Работа Александра Александровича Веснина успела обойти все европейские журналы, а блестящей новизне живых этажей, рекламировавших без рекламы — самой Архитектурой, — суждено сорокалетнее безмолвие.

 

Убеждаюсь все больше и больше, что и зарубежные архитекторы с мировыми именами путают графические формы с Архитектурой. Графика прекрасна сама по себе, но сколько же враждебного таит она для архитектуры.

 

[...] Искать в пустынях графики архитектуру — софизм *.

 

 

[...] Честь архитектора — блюсти исковые традиции Государств, сохраняющих в Архитектуре своих столиц свое столичное — «Я». Современные архитекторы теряют свою честь, устраняясь от тяжести личного творчества.

 

Москву застраивают так, как будто Москва не город, а пустое поле. Особенная тревога за московский план кольцевых бесконечностей. Дивное Кольцо садов, широкие дубравы Света сменили ныряющие во Мрак склепы.

 

Мода никогда не успевала за жизнью, и нельзя угодить ей, застраивая проходные дворы в Москве манекенами Мис ван дер Роэ. Современные схемы планировок города для строительства Архитектуры несостоятельны своей одной целесообразностью.

 

А выход из этого наводнения из ложного моря самый простой, чрезвычайно знакомый, обыкновенный, родной и даже бескорыстный: те же приемы и в той же новейшей технике в немощных руках таланта преобразовываются в черты беспредельных тайн милой красоты. Не проветриванием наших легких занят город. Город — сейф Архитектурных драгоценностей — величавостью выше всех высоких гор Земли и красивостью выше всех прелестей цветущих ландшафтов Природы *.

 

 

[...] Великую среди Искусств Архитектуру сопровождают страницы сомнений в Ее существовании и, что еще удивительнее, вместо наслаждения Ее называют удобством. [...]