По-моему, каждому человеку очень трудно сказать, насколько он искренно поступает во всех случаях жизни. Мне кажется, что художник, когда он творит, всегда искренен. Он делает то, что умеет, то, что понимает и считает правильным. В каждый данный момент моя работа была искренна. [...]

 

Когда я явился в Академию, уже чувствовалось увядание увлечения итальянским Ренессансом. В моей работе чувствуется искание более простых и более монументальных форм, чем мы видели в итальянском Ренессансе. Здесь искание между романским стилем и ранним итальянским Ренессансом. [...] Тогда уже в воздухе носились чаяния разрешения в архитектуре каких-то инженерных задач и задач материала. В проекте стадиона, открытого на 15000 человек [...] моя фантазия была направлена на решение чисто инженерных задач материала. [...]

 

В этом проекте любопытно сочетание романтики романского стиля и раннего итальянского Ренессанса, романтики инженерии в сочетании с железобетонными формами. Эти две проблемы получили свое окончательное завершение в моем конкурсном проекте Дворца Труда. Я тогда получил первую премию. В этом проекте совершенно четко отразились мои поиски в той области, о которой я сказал, в области инженерии и ощущение романтики, происходящей кругом. [...]

 

В этих двух работах четко отразились мои направления и известный самобытный индивидуализм, который у меня был в то время. [...]

 

В 1930 году [...] я в качестве одного из авторов запроектировал дом НКВД в Ленинграде. Этот дом считаю первым памятником новой эпохи архитектуры. Если там осталось в большом количестве стекло, то в общей концепции симметрии, в простой лаконичной форме силуэта, трактовке стен как кирпичных столбов и окон как проемов, мне кажется, наметился один из первых памятников нового направления, основанного на классических формах.

 

Я отношу здание НКВД к первой работе моей по новому пути в области искания монументальной архитектуры настоящего советского стиля. [...]

 

Начиная с 1930 года моя работа протекает в совершенно определенном направлении. С каждым проектом я двигаюсь все больше но направлению искания полноценной и выразительной архитектуры. Последние проекты совершенно определенно монументальны, выразительны, но я бы сказал, что к их недостаткам относится, с моей точки зрения, известная стилистичность. Три мои работы — Минский театр, Дом ударника и Академия наук — мною сознательно сделаны в совершенно определенном классическом стиле. [...]

 

[...] Минский театр я считаю в своей жизни известным этапом. Он решен в строгих римских формах. Взят Колизей, а сама сцена, а также зрительный зал включены в один эллиптический объем. [...]

 

Здесь формы даже, может быть, слишком классические. Вы видите настоящую римскую трактовку стены, но, повторяю, я считаю: на данном этапе лично для меня, и не только для меня, но и для других товарищей, может быть, полезно быть ближе к источникам, чем быть легкомысленным.

 

[...] В здании [...] Дома Советов, как мне кажется, найдена в известной степени лаконичность как построения общих объемов, так и в деталях, выразительность советского общественного здания, характер архитектуры, которая не вступает в конфликт с архитектурой старого Ленинграда, а ведет, пожалуй, от нее начало, но вместе с тем ни в какой степени ее не повторяет. [...]