Разумеется, частично это объясняется разницей климатических условий, но далеко не полностью. Следует тщательно исследовать местные предпочтения и их неуловимые особенности, прежде чем приходить к новым решениям, и во многих случаях необходимо прежде всего пробудить потребность в общественных центрах, которые исчезли с исторической сцены настолько давно, что люди даже утратили память об их великой пользе для индивидуальной и общественной жизни.

 

В прежние, более устроенные периоды истории такие общественные центры либо естественно возникали по требованию народа, либо создавались по указу монарха, но они никогда не игнорировались, как это часто случается в настоящем, особенно в тех странах, которые находятся на высшей ступени промышленного и технического развития. Снабдив квартиры всеми мыслимыми удобствами, мы проглядели достоинства общественных мест собрания; мы отдали наши улицы и площади почти целиком автомобилям, а пешеход, вынужденный отступить на узкий тротуар, потерял свое право на хождение. Столь важный добрососедский контакт, который был основой единства старых городов и поселков, сейчас разрушен взрывчатой силой всевозможного транспорта. Он слишком важен, и мы должны возродить в нашем обществе публичные центры, где люди, избавленные от транспорта, могли бы ощутить взаимную близость в нейтральной атмосфере, над которой не доминирует влияние частного дома и где найдет свое социальное выражение дух общины. Наиболее знаменитым примером такого прекрасного центра, который веками служил своей общине вместилищем всей ее публичной жизни, является площадь св. Марка в Венеции. Величие бога выражалось ее собором, могущество дожей — ее дворцом; башня была символом, который моряки созерцали с моря; но прежде всего это было огромное разукрашенное помещение для народа, публичная сцена города, на которой проходили фестивали, парады и религиозные церемонии. Когда мы смотрим на современную публичную площадь перед зданием Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке, мы понимаем, что она едва ли используется как общественный центр; скорее, это просто монументальный подход к дверям. Рокфеллеровский центр в Нью-Йорке представляет собой небольшой общественный центр, который делает возможным известное общение между людьми, но его ценность снижается из-за шума городского транспорта за стенами. В современном городе пешеходные площади представляются еще более необходимыми, чем когда-либо, ибо именно здесь, в повседневном контакте и общении между людьми, прорастает своими корнями демократия. 

 

Благодаря чему нас привлекает один общественный центр города и не привлекает другой? В основе этого вопроса лежит сложная проблема масштаба. Ее полноценное решение во многом зависит от того, достигнуто ли гармоничное соотношение между высотой окружающих зданий и размерами площади. Нормальный размер площади едва ли должен соответствовать собранию людей в часы пик. Если она будет слишком большой, она будет выглядеть пустынной и никогда не создаст атмосферу подлинной жизни, столь необходимой здесь для успеха. Гигантские, нерасчлененные и открытые пространства скорее подавляют людей, чем стимулируют их активность.

 

Я обнаружил, что если между открытыми пространствами и окружающими их массами зданий достигнута гармония, то такая уравновешенная композиция может даже нейтрализовать диссонанс деталей. Общественные центры старых городов являют нам картину того, как очень разные здания, разделенные веками и самых разных стилей, живут бок о бок в полной гармонии как части органического целого. Эта гармония, однако, не является результатом процесса «уподобления»; форма нового здания, добавлявшегося к старым, рассматривалась как слагаемое большого целого, в которое она должна была гармонично включиться, но использовались при этом современные средства выразительности, а не заимствованные стилевые мотивы прошлых эпох. 

 

Одна из проблем, которая неизбежно возникает в связи с планировкой общественных центров, состоит в том, должны ли его сооружения носить «монументальный» характер. Противоречия в определении «монументализма» и вопрос о том, являются ли монументы «вечной» потребностью человечества, несомненно вызваны остродраматической переоценкой всех наших прошлых ценностей, с которой столкнулось наше поколение. Если отбросить псевдомонументализм подражательной эклектики, который медленно застывает как маховое колесо, энергия которого иссякла, принятое значение понятия  «монумент» подразумевает памятник огромных размеров, символизирующий нечто достойное напоминания — религиозную веру, важное событие, великую личность, социальное свершение. Но я хотел бы обратить внимание не на размеры, а на духовный смысл памятника, на его художественную концепцию и его величие, на то непостижимое, что будоражит человеческое воображение. Сама по себе идея возрождения монументальной выразительности посредством статичных по форме символов, как в прошлом, должна быть чужда творческому сознанию нашего века. Памятники минувших эпох были символом статической концепции мира, вытесненной сегодня новой концепцией подвижно соотносимых ценностей. Я полагаю поэтому, что аналог монументальной выразительности будет развиваться в соответствии с новой физической моделью высших норм цивилизаторской жизни, моделью, характеризующейся способностью адаптации к постоянному росту и изменению. Приведу конкретный пример: Development Tennessy Welly в США, представляющее собой новую коллективную попытку органического улучшения всей структуры общины и ее администрации, делает, я полагаю, много больше для монументального выражения нашего времени и породит большее общественное самоуважение и патриотизм, чем давящие размеры Эмпайр Стэйтс Билдинга, просто количественного символа целесообразности.

 

Высшие духовные запросы растущей культуры, простирающиеся за пределы утилитарных аспектов и достойные того, чтобы быть зрительно запечатленными архитектором или художником, развиваются медленно, почти подсознательно. Когда доминирующая философия «время — деньги» уступит место цивилизации высокого гуманизма — тогда будет своевременной и новая «монументальность». Но она не вернется «застывшей музыкой» статических символов; она станет неотъемлемым качеством нашей целостной, человечески воссозданной жизненной среды.